Селезнёвы кудри полх-майданских матрёшек

Мы часто видим на полх-майданских и крутецких матрёшках чёрные, как смоль, кудри. Вопрос, откуда у девчонок средней полосы России чёрные кудрявые волосы?

О «селезнёвых кудрях» подробно написала Т.С. Семёнова в 1972 г. в своей книге «Художники Полховского Майдана и Крутца»:

«Лицо удивляет, как загадка графического примитива. Здесь нет симметрии, как нет её никогда и в живом лице. Вот, например, четыре линии, четыре маленькие, почти что одинаковые поперечные чёрточки, должны дать представление о губах и носе. Проведены они наискосок, одна под другой — лесенкой. Лесенка поднимается по чуть вогнутой поверхности к центру того, что условлено считать лицом. И то, что чёрточки взяты наискосок и движутся наискосок по гладкой, чуть желтоватой, как слоновая кость, покрытой лаком поверхности, даёт представление о подвижном лице.

Обрамляют лицо «кудри». Он идут по вискам и завершаются против глаз лихим завитком, сделанным, как и всё остальное, пером рондо. С двух сторон на щеках лежат эти энергично закрученные витки, как бы завершая собой путешествие штриха по всей токарной форме, как последний акцент, как острая, не лишенная кокетства деталь.

Сколько ни пересматривай майданских матрёшек, больших, маленьких, крошечных, сделанных талантливо, выразительно и более примитивно, а иногда даже вульгарно, — двух одинаковых лиц не встретишь. Но есть и нечто общее: всё в кулачок зажатое, мелкие черты на большом белом плосковатом лице; и эта выгнутость большелобой головы. «Не зачёсывай зачёсы, крутолобая моя…» — так поётся в майданской частушке. Вот именно — крутолобая; она токарно крутолобая. Но токарное смотрится человечным и напоминает о местном женском типе. Однако теперешние модные зачёсы нисколько не похожи на «кудри», винтообразные завитки, наведённые на матрёшках.

Откуда же эти кудри? Меня вопрос этот занимал долго. В Майдане я расспрашивала об этом самих красильщиц, женщин больше молодых, и не сразу дозналась. Потом надоумил меня старик Сентюрев: «Пойди к старой швейке Арбузовой, она в старые годы на весь Майдан была швейка; она вам все объяснит и покажет».

Я пошла искать Арбузовых. «Швейка» должна знать, есть ли в матрёшке что-то от старого майданского костюма и не было ли в прежние времена такой моды причёсываться.

Вышла ко мне очень старая, очень усталая старуха, совсем почти без жизни на лице, коричневом, иконописном (лица такие бывают больше у старух деревенских). И старик вышел на крыльцо. И оказалось, что много они знают из того, что меня занимает. Не тратя слов, старуха медленно скрылась в чулане и долго там что-то делала, пока мы со стариком говорили о старых токарных делах. А потом появилась также медленно, с таким же усталым лицом, но теперь с какой-то далёкой искоркой в глазах. Появилась в чёрной китайке, расшитой яркими лентами, в красных рукавах, в пёстром переднике, в бусах — в костюме яркости удивительной. Она повернулась медленно кругом, поразила нас складностью старой красы и скрылась.

А потом, пока мы снова толковали о токарстве, опять вышла в новом. Кажется, и на молодой её сложная работа не гляделась бы лучше. Старику это дело, видимо, тоже нравилось — смотреть на свою старуху в старом «сряде»; и мы попросили показать ещё костюм. И смотрели третий; но прямого сходства с обликом матрёшки не было, пожалуй, что и никакого.

«Ну, а кудри, — что за кудри у вашей матрёшки?» В ответ старуха снова скрылась в глубине избы, и долго мы её дожидались. А потом вынесла старую коробочку, похожую на некрашеный, давних времён пенальчик. В коробочке были красные и зелёные блестящие пуговицы и бусы; среди бус — монетка с профилем Александра Третьего и пёрышко. Вынула старуха это пёрышко, и я только ахнула. Точно такое, как на щеке у матрёшки, но настоящее; кудрявым штопорком завивалось пёрышко, черное, шелковистое.

Но что это такое? А вот что. Ни о каких причёсках в духе Кармен, конечно, в деревне не могло быть и помину. Волосы, все до единого, забирались под кокошник или — у девок — под «ленты» (тоже род кокошника). А вокруг лица в кокошник или в «ленты» втыкались пёрышки. Иногда по два или по четыре, а иногда, у девок, вокруг лица целыми венками шли. Откуда же пёрышки?

А у каждого селезня на спине завивается по два таких пёрышка, черные или белые. Вот додумались бабы майданские. В уши вдевали пушки из гусиного пуха, как и в других многих русских деревнях. А в девичьи ленты, да и в кокошник бабий — селезнёвы пёрышки.

И вот эта-то маленькая деталь майданского костюма и нашла точное, прочное место в росписи матрёшки. Ничего нет в ней ни от пышно плиссированной сборчатой чёрной китайки, ни от ярких плеч и рук в полосах лент; нет ни «жерелий», ни высоко стоящего кокошника. Всё тут переработано в образ, прямо не связанный с точными подробностями костюма, который в Майдане и до сих пор так любят, так ценят, в каждом доме хранят и охотно в праздники надевают. Но пёрышко селезня, как говорят в Майдане, «кудри» в облик матрёшки вошли. Вошли деталью важной, всю композицию росписи завершающей. Сколько бы ни делали на селе матрёшек, все повторяют этот задорный завиток.

В нём есть сила, есть свой тугой норов, и в почерке почти всегда сквозит индивидуальное своенравие. Словно ставит женщина на щеках против глаз свою, особенную, подпись авторскую, женскую печатку. Но уже многие молодые красильщицы, матрёшек расписывающие, не знают, что означает этот завиток, откуда он взялся. Теперь кокошников даже при старом праздничном костюме не носят, а всё платки, пёстрые полушалки. Отклик такого полушалка на голове матрёшки — узорчатый трилистник, он и соединился со стародавними «кудрями».

Почему так заметны кудельки, так красноречивы? Вероятно, потому, что всё здесь сведено к самому лаконичному минимуму, в этом образе. И отбор проделан с убедительностью художественного свойства. В процессе отбора оставлен лишь намёк на женскую фигуру. А вот заманчивый кудерек остался, он нужен как важная, острая и лукавая деталь образа, характерный штрих в облике «Венеры майданской».

Авторские права

Статья: Т.С. Семёнова «Художники Полховского Майдана и Крутца». Фото: Путеводитель по русским ремёслам CC BY-SA 3.0